[Алоис Транси]

06.08.2012 в 12:37

Пишет  Ганс.:

Название: Шестнадцатый июль
Автор Ганс.
Пейринг/Персонажи: 1869
Жанр: гоморомантика, AU
Рейтинг: NC-17
Саммари: Мукуро - молодой вожатый в летнем лагере. В его "проблемной группе" оказывается не менее проблемный Хибари Кея - сын японских бизнесменов с неустойчивой психикой.
Предупреждение: Кинк - римминг после секса. Секс с несовершеннолетними, АУ, аморальная лексика

Этого ребенка привезли сюда, кажется, по ошибке. Волею Мукуро, это исчадие ада было бы направлено в Аушвиц, вместо летнего лагеря. Кея мог стать бы неплохим работником где-нибудь на Крайнем Севере, у него классно бы получалось добывать уран или раскапывать Чернобыльский саркофаг. Мукуро уверен.
Чудовищам не место среди нормальных подростков. Среди девчонок, красящихся поочередно одной губной помадой, среди парней, занимающих друг у друга презервативы, среди нормальных подростков – Кее не место.
Хибари Кее не хочется смотреть на длинные ноги из-под коротких юбок, на трусики-ленточки, на наливную грудь, подчеркнутую красивыми кружевными бюстгальтерами. Мукуро уверен, будь у Хибари девушка, она бы надевала под глухое кимоно белье с Микки-Маусом, разделась бы впервые перед ним в целомудренные двадцать пять, показывая выцветшие кадры из детских мультиков.
Хибари Кее не хочется курить за бараками и прятать под кроватью батареи бутылок с высокоградусным содержимым. Мукуро уверен - он весьма слабо и отдаленно представляет, каково на вкус спиртное. Хибари не из тех, кто пытался бы утянуть пиалу саке на шумном празднике, когда вокруг толпа народу, родители любуются на фестивальный салют, и твои шансы остаться незамеченным наиболее высоки.
Хибари Кее не хочется быть ребенком.

Мукуро досталась самая сложная возрастная группа, его контингент составляли подростки 16-17 лет, те, что просыпаются со стояком и полны неуемного желания показать себя. Каждая забеременевшая малышка – гильотина на его шею. Каждый накачавшийся низкопробной дурью парень – петля для его перспективного будущего. Они заучили брошюры по борьбе со СПИДом лучше, чем «Отче наш». Подростки, находящиеся в течение двадцати одного дня в предгорьях Альп становятся неуправляемым фактором.
Рокудо тушит свет в бараке ровно в десять, а потом еще час стоит под дверью, ловя нарушителей и прислушиваясь. Ему мерещатся тихие вздохи внутри и тени за деревьями снаружи. Хотя, возможно, у него просто слишком давно никого не было.
У них тут, в предгорьях Альп, возле большого озера с непроизносимым названием свое суверенное государство. У них своя территория, свои законы, промышленность, культура, население. Одурманенные, натрахавшиеся подростки просыпаются по его приказу, для убедительности отдающимся в рупор. Он приказывает им есть и они слушаются, он заставляет их прыгать в ледяное озеро, взбираться на крутые холмы, наматывать километры среди высоких сосен – они повинуются. Подданые лепят глиняные фигурки в кружке лепки и плетут бисерные фенечки когда Рокудо будет угодно.
Все. Кроме Хибари Кеи.
Несносный японский мальчишка – дезертир в обособленном королевстве.
Мукуро кричит во весь голос в рупор, стоя над кроватью Хибари; парни вокруг смеются, когда Кея бьет его кулаком в живот, накрываясь одеялом с головой.
Рокудо вцепился в ворот красной футболки, таща Хибари к едва оттаявшему озеру; девушки истерично визжат, когда под ними разбивается зеркало воды и Кея совершает покушение на убийство. Девушки отпаивают Мукуро горячим чаем и откармливают пирожными – он привык быть в центре внимания.
Рокудо приходиться почти силой впихивать в Кею простую лагерную еду; каша оседает ошметками на его блестящих гладких волосах, а на футболке остаются белые разводы из-за содержания солей в минералке.
С лица наставника сходит его несменяемая улыбка, потому что мелкий выблядок не приемлет никакой каши, кроме рисовой, не купается в холодной воде, не пьет минералку и не встает рано.
Идеальное государство скоропостижно разлагается из-за одного неудавшегося раба. Хибари не плетет фенечек и не играет в волейбол. Он игнорирует бассейн, зарядку и лепку глиняных поделок для своей заботливой японской мамочки. И когда реформы Рокудо уже на грани фола, он хватает ворот нежно-лиловой рубашки под цвет глаз, а Хибари задумчиво отводит прядь волос с его лица, монотонно бросая:
- Ты красивый как девчонка. Зачем? Это нарушает мое восприятие мужских травоядных особей.
Их разнимают визгливые ставницы Рокудо. Парни из отряда разочарованно вздыхают, когда рушится их тотализатор, созданный на скорую руку, а Кею волокут к начальнику лагеря.

Ладно, договорились. Кроме Мукуро в этом государстве есть еще один маленький божок, хотя сам Рокудо предпочитает считать себя первым и единственным сотворителем королевства. Добродушный итальянец с седыми усами щеточкой, пребывающий в том возрасте, когда тридцатилетние руководители фирм-монополистов, отправляющие своих чад в их элитный лагерь у подножья Альп, начинают казаться младенцами. Он зовет Рокудо «сынок», вызывая волну ярости одним видом своих потешных усов, закрывающих всю верхнюю губу.
- Что случилось, сынок?
В отряде Мукуро не было ни одной беременной девки за три смены, он не жаловался ни на одного обдолбанного наркомана – наследника нефтяной плантации, который даже не способен найти ее на карте. Вместо маньяков и насильников в его отряде присутствует Хибари Кея, который сам по себе хуже наемного убийцы проституток с манией преследования и обсессивно-компульсивным расстройством.
- Он неуправляем. Либо я, либо синьор Хибари.
Рокудо отчаянно топает ногой по начищенному до блеска паркету. Старик смотрит исподлобья на длинные голые ноги и короткие синие шорты. Сначала Мукуро надевал их для наивных школьниц, приезжавших в их лагерь из своих закрытых частных школ, которые невозможно найти, как будто они скрыты технологией стеллс, но потом бывало многое.
У них проводили летний отдых выхолощенные мальчики с фамильными гербами на кашемировых свитерах и инициалами, вышитыми на узких полосках галстуков. Все эти мальчики, они следили за собой не хуже девочек, а перед очарованием, которому они научились от штата преподавателей, устоять было трудно.
Воздержаться от Рокудо было еще труднее, почти невозможно, достаточно спросить об этом возлюбленных солнцем Ниццы детишек. Они никогда не скупились на целлофановые пакеты, содержимое которых было запрещено в большинстве странах мира, а Мукуро не стеснялся делиться опытом.
- Ты должен любить своих подопечных, сынок.
Рокудо любил. Он трахал их в канун Королевской ночи, иногда даже позволял поцеловать себя в щеку, стоя у главных ворот и провожая очередного чьего-то-сына в добрый путь.
- Как говорят у вас в Японии? Мукуро-сан любит тебя, Кея-кун.
Лицо Кеи становится каменным, когда его прошивают проницательным взглядом голубых глаз, угрожающе растягивая щеточку усов в улыбке. Он безразлично смотрит в пол, невольно цепляя взглядом голые ноги своего наставника.
- Мукуро-тян так много кого любит.
Рокудо советуют проводить с ребенком больше времени, уделять ему пристальное внимание. Взять его под свою опеку, пригреть неопытного птенца под своим крылом. Он интерпретирует это как: не подсыпать средство для уничтожения насекомых в рисовую кашу, не топить в бассейне озера, не убивать, о, Мадонна, не убивать наследника банковских инвестиций и ценных бумаг, сплошь исписанных иероглифами.

Рокудо щурится от яркого солнца, приставляя ладонь к глазам. Его отряд, предоставленный сам себе, разбрелся по лесу, и Мукуро сильно сомневается, что они хотят сделать ему поделку из шишек и сосновых веток.
Он забирает волосы в высокий хвост и натягивает красочную бейсболку с эмблемой итальянского футбольного клуба.
- Ты хорошо будешь себя вести, ребенок? Я могу оставить тебя одного на четверть часа?
Хибари отрывает мрачный взгляд от позолоченных загаром ног. Рокудо старше его лет на пять, не больше, Кее становиться немного интересно узнать его возраст.
- Почему ты одеваешься как шлюха? Ты что – шлюха? Кого ты из себя строишь?
Рокудо обнимает Хибари за плечи, отдавливая носками кроссовок мальчишке ноги. Все что видит Кея – как добродушное лицо фюрера этого Аушвица исчезает в оконном проеме и пару глаз, совершенно, абсолютно не похожих друг на друга.
- Мне научить тебя вежливо обращаться к старшим, Кея-кун?
Ему стискивают плечи, впиваясь в кожу пальцами, оставляя синяки. Рокудо больше не владеет ситуацией, его выбил из колеи несносный подросток, отличающийся невменяемостью от своих сверстников. Их со стороны можно принять за пару. Мукуро топчется по ногам Кеи, а Хибари наматывает на кулак его длинный хвост, с силой оттягивая вниз.
Когда объятия рассыпаются, у Кеи в руке остается клок черно-синих волос и длинные царапины на щеке. Мукуро насмешливо проводит ладонью по его лицу, сочувственно вздыхая:
- Сохрани, чтобы вспоминать обо мне.
Он вздыхает – по себе, конечно. По своей красивой прическе, которую испортил несносный мальчишка. Мукуро просит Мадонну, чтобы Хибари Кея напился со своими сверстниками и отымел какую-нибудь легкомысленную девчонку, может, это остудит неугомонного ставника и заодно запятнает честь наследника в пятидесятом колене.
Он так и молится, стирая колени каждую ночь перед сном: «Прелюбодействуй, Хибари, ублажи себя! Ну, пожалуйста». И когда Кея, обернувшись на пустое окно кабинета начальника лагеря, звонко шлепает его по бедру, по-видимому, слабо представляя как должен выглядеть этот жест, - это совсем не по плану.

Его мать из тех женщин, на которую мужчины оборачиваются на улице.
Она стоит перед овальным зеркалом, обрамленным пластиком, издалека выглядящим как настоящее серебро. Мама взбивает светлые волосы на макушке, перекладывая пряди так, чтобы не было видно отросших темных корней. Она в окружении шлейфа духов и лака для волос, а он, Мукуро – в восхищении.
Ему четырнадцать и у него только что начал просыпаться интерес к женщинам, а его мать – горячая штучка на высоких каблуках лаковых туфель.
- Ты должен быть всегда вежлив, родной, что бы тебе не пришлось делать.
Ноги в лаковых туфлях обтянуты тонкими черными чулками с сумасшедшей полоской сзади, исчезающей под подолом короткого вечернего платья. Все платье в блестках, сверкающих в ярком свете мощных ламп в их крошечной ванной, у Рокудо уже рябит в глазах от этого сияния. Он стоит рядом, рассматривая ее отражение в зеркале, чувственные губы, обведенные насыщенной красной помадой, и пронзительно-синие глаза с водостойкой подводкой.
- Хорошие манеры – вот то, что никогда не помешает. Ты же не поставишь в неловкое положение свою мамочку?
Его мамочка идет трахаться с каким-то крутым мафиози, и это то, что Рокудо уж никак бы не отнес к «хорошим манерам». Через пару часов яркая помада сотрется от постоянного соприкосновения с членом, а синие глаза зажмурятся, когда его мамочку будет пялить какой-то урод, пожелавший себе на вечер молодую доступную итальянку. Мукуро жаль идеально наложенного макияжа и красивого платья с блестками.
Она не надевает трусиков и это сразу заметно, когда ткань плотно обтягивает округлые ягодицы, не демонстрируя швов белья. Рокудо так не хочется, чтобы она уходила, что он разворачивает мать лицом к себе, начиная поправлять и без того безупречный макияж. Она покорно прижимается к его тощей груди своим насквозь паралоновым «пуш-апом», через который ни за что не почувствовать затвердевшие соски.
- Ты знаешь, он японец.
Мукуро изящно выгибает бровь, бережно укладывая пряди на лицо, придавая им хаотически-продуманный вид, чтобы сузить образцовый овал.
«Твой ебарь?» - хочется спросить, но вместо этого:
- Тот синьор? Я думал, он итальянец.
Она с готовностью делает удивленное личико, округляя губы в ровном «О», и Рокудо немного смазывает пальцем помаду.
- Нет-нет, это чудесный джентльмен из Японии. Он такой сдержанный. Хорошо бы ты женился на японке когда-нибудь. Хорошо бы ты женился когда-нибудь.
Она сразу как-то сникает, отводя в сторону печальные глаза. Фальшивая насквозь как кукла, такая красивая, такая ненужная. Рокудо сразу хочется ее приободрить, он кладет длинные пальцы на тонкую талию, другой рукой заставляя вздернуть ее подбородок. Они уже сравнялись в росте, несмотря на то, что ему только четырнадцать и он только-только начал хотеть женщин.
- В таком случае, я сначала научу ее хорошим манерам, не так ли?
Его мать улыбается, прикладываясь восковыми от помады губами к его щеке.
- Все равно верхний слой нужно было снять.
Когда парадная дверь закрывается с тихим щелчком, Рокудо все еще рассматривает в зеркале след от поцелуя. Его охватывает паника – и верно.
Через два месяца он распихивает всю косметику по коробкам, кружевное белье раскладывает по пакетам, зачехляет провокационно короткие платья, и больше никогда не видит свою мать.

Рокудо удается собрать свой отряд уже ближе к вечеру, когда по графику положено разводить костер и делиться самым сокровенным. Как главу отряда, его облепили не замолкающие девушки, демонстративно отказывающееся от жаренных сосисок и запеченного картофеля. Красотки тычут накрашенными ногтями в свой влажный от помады рот, нетерпеливо закатывая глаза. Мукуро равнодушно разглядывает короткие юбки и откровенные вырезы на кофтах.
- Не хотите сладкого, синьор Мукуро?
Девка в особенно короткой юбке, с особенно влажным ртом, протягивает ему поднос с печеньем и дробленой плиткой шоколада. Ее губы, вымазанные неестественным кислотным розовым, выходящим за настоящие контуры, с придыханием тянут это «сла-а-адкого». Блики костра делают ржавые румяна на щеках уродливыми пятнами, как будто она серьезно больна и зараза успешно прогрессирует.
Мукуро приходится отказаться от любимого шоколада, он вообще не любит принимать угощения из чужих рук. Вожатый ласково проводит по волосам своей подопечной, чтобы скрыть свою секундную брезгливость в выражении лица.
- Я бы хотел…
Кисть ему едва не выкручивают, убирая руку от волос девушки.
- …чтобы ты пошел со мной. Быстро.
Подростки не затихают и не бросаются спасать своего предводителя от взбунтовавшегося подданного. Они вообще не обращают на них внимания, заранее просчитывая, как быстро Рокудо сумеет вернуться, и как много они смогут выпить за этот промежуток времени.
- Я бы попросил, Кея-кун.
Рокудо отцепляет от себя руки Хибари, устало поднимаясь на ноги.
Когда они идут по склону, петляя между раскидистых деревьев, Мукуро успевает зацепить обрывки пошлых шуток и злой раскатистый смех. Он переводит недовольный взгляд на Хибари, плотнее запахивая вязаный жакет.
- Что на этот раз? Перегорела лампочка и я опять буду всю ночь искать новую, а потом выясниться, что ты сам ее выкрутил? Двери в твоем пряничном домике не раздвигаются на манер сёдзи, и это нарушает твой тонкий душевный баланс? Кошмары со мной в главной роли? Что?
Кея коротко улыбается, выслушав предположения Мукуро, не удостаивая его ответом. Он идет немного позади, и Рокудо предсказуемо ждет ножа в спину или неуклюжего шлепка по бедрам. Вожатый нервно поправляет жакет, натягивая подол на короткие шорты, как будто это сможет дезориентировать Хибари или хотя бы пристыдить.
Он знает этот домик как свой собственный – две двухъярусные кровати, расположенные у противоположных стен, две деревянные тумбочки, один большой шкаф и один комод для вещей.
Рокудо насмешливо склоняется над аккуратно застеленной кроватью с выхолощенными, отглаженными простынями, выровненными, должно быть, линейкой. Он бесцеремонно задирает край покрывала.
- И где же то, что тебя напугало, Кея-кун?
Он понимает всю неосмотрительность своего действия, когда подросток уже обхватывает его за бедра, толкая на кровать.
Над этим не посмеяться и не поплакать. Этот парень, молокосос, который ниже его на пол головы, у него действительно хватило наглости на своеобразное предложение интима. Рокудо разваливается на кровати, принимая правила игры. Он широко улыбается, маняще расстегивая крупную пуговицу жакета.
- Надеюсь, твой отец не будет против, если я пересплю с его малюткой, как ты думаешь? Поверить не могу, я думал, что наши отношения исчерпывают себя глубокой неприязнью, а ты все это время хотел хорошо потрахаться?
Кея молча расстегивает ширинку, пока Рокудо пытается припомнить возраст согласия в Японии. Сколько должно быть этому щенку, чтобы ему разрешили толкать на кровать парня, который готов сопротивляться? Он сможет стать примерным гомосексуалистом в шестнадцать?
- Может, тебе нужна красивая девушка? Ты знаешь, у нас тотальный профицит красоток. Может, тебе стоит попробовать пригласить их к себе в апартаменты? Я думаю, у тебя получится.
- Просто заткни свой поганый рот.
Хибари огрызается, раздевая Мукуро, а Рокудо не против. Если его предпочитают по-настоящему красивым женщинам – почему бы и нет? Его выбрали в качестве своего первого мужчины – так почему нет?
Хибари наваливается всей тяжестью, и когда в темноте звенит расстегнутый ремень, Мукуро приходит в себя.
- Послушай, я сражен твоей решительностью, но сначала ты должен написать для меня любовную поэму, и она должна быть довольно длинной, чтобы ты смог исполнять ее в виде серенады в снег, дождь и полную луну еженедельно по выходным, без исключения. При таком раскладе, я возможно, подумаю над твоим предложением.
Кея отвечает на его тираду коротким «Хн», выкручивая запястья своего наставника над головой. Он ложится на Мукуро полностью, вжимаясь в пах Рокудо, и его решительность становится очевидна.
- Я недостаточно хорошо владею японским? Кажется, ты только что получил вежливый отказ.
Кея замирает в сантиметре от его лица и в темноте его дерзость кажется Рокудо какой-то вымученной и болезненной.
- Ты спишь с этими жалкими болванами. Они иногда обсуждают ваш маленький секрет, делятся с друзьями, сыплют подробностями.
- Не твое дело.
Кея опять хмыкает, и Рокудо принимает это за особенность японского менталитета.
- Хочешь знать, как я заткнул их рты?
Мукуро смотрит на дерзящего наследника финансовых пирамид так, словно видит его впервые. Когда-нибудь он захочет похоронить в своей памяти этот момент, закупорить свой первый постельный опыт в бутылку и выбросить в океан, чтобы никто и никогда. Чтобы милая, заботливая, такая правильная японская жена не смогла узнать о душном июле в лагере, расположенным в предгорьях Альп. Чтобы отец почил на смертном одре с нерушимой верой в то, что его сыну просто нравится следить за собой. И когда Кея встанет во главе преуспевающей компании, Рокудо, возможно, воспользуется их душным июлем и позабытым прошлым шестнадцатилетнего мальчишки, присылая цветные открытки.
- Обними меня.
Кея тычется между его бедер, держа член в одной руке, а потом резко замирает, недоуменно глядя на него. Мукуро нетерпеливо командует:
- Да обнимай же! Вот так.
Рокудо обнимает себя руками Кеи, и тот, наконец, приподнимает его бедра, насаживая на себя.
Такой смешной ребенок, даже не понимает, что партнеру может быть больно. И Мукуро больно, когда он принимает в себя член до упора. В отместку он сжимает Хибари изнутри, делая их секс еще более мучительным для обоих.
Кея закрывает глаза, глаза цвета сырого гравия на неровном участке скоростного шоссе, жмурится, потому что сильно приятно. Мукуро капризно дает ему легкую пощечину, просто шлепок рукой, и несносный подросток уже злится, долбясь в его тело.
- Поцелуй меня.
Очень сложный для исполнения приказ, Кея опять удивляется, опять останавливается, а Рокудо театрально вздыхает:
- Мне причитается какая-то компенсация за развороченные внутренности. Да поцелуй же! Вот так.
И он показывает как.
Тот, с кем он трахается, и тот, с кем он целуется, никогда не были одним человеком. А теперь он впивается губами, рвет зубами и требует добавки, пока Кея стучится в его тело, как в распахнутую настежь дверь.
- Я не смогу так долго.
Хибари подтверждает свои слова, изливаясь внутрь короткими струйками, а Рокудо только начал стонать в голос, набирая обороты. Он разочарованно выпускает Кею из себя, снимая ноги с его поясницы. Обычно, когда он трахает мальчишек, они держаться намного дольше, и сейчас он думает о нецелесообразности выбранной для него Хибари пассивной роли.
- Просто с тобой было… неплохо.
Кея говорит скороговоркой и уже ставит Рокудо на корточки, бережно придерживая за живот. Он ломает сопротивление Мукуро, вводя два пальца внутрь, как будто подобрал нужный ключ к замочной скважине. А потом заменяет пальцы на язык, и его наставник уже совсем не против позы и унижения.
- Такой теплый внутри. Мокрый. Растраханный.
Мукуро хочет отказать, свести колени, перевернуться на спину и больше никогда не разговаривать и не ебаться с Хибари Кеей. Хочет нажаловаться его родителям, отправить бандеролью видеозапись с сопроводительным письмом на тему «Как я провел лето», наклеить марок на тысячу евро, написать иероглифами адрес, чтобы больше никогда не видеть этого ненормального. Хибари топит в нем свой язык, и все желания остаются в эфемерной стадии.
Он вылизывает Рокудо изнутри, захлебываясь собственной спермой в нем. Легко гладит болезненно возбужденный член, не давая Рокудо прикоснуться к себе, кружит пальцами по неестественно красной головке, как будто она воспалилась от их неуемного желания. Когда Хибари, наконец, сжимает руку, одновременно толкая в него язык, Мукуро достаточно только этой хватки – он кончает, утыкаясь лицом в скрещенные руки.
- Мне всегда думалось, что я довольно требователен в сексе, и твой возрастной опыт несколько не укладывается в мою модель мира.
Рокудо переворачивается на спину, цепляясь взглядом за потемневшие старые доски верхней койки. Кея вытирает губы тыльной стороной ладони, укладываясь рядом.
-Тебе, должно быть, дорога эта работа, не так ли? И ты бы не хотел потерять ее.
Мукуро медленно переводит взгляд с рассохшихся досок на потемневшее лицо своего ученика. Эта сука, должно быть, издевается. И он бы хотел получить еще одну дырку в своей безмозглой голове.
- О, нет, Хибари Кея. Наша кратковременная связь будет нашим маленьким секретом. И тебе, должно быть, дорого состояние твоего отца.
Он не успевает отойти от оргазма, когда Кея хватает его руки, выкручивая суставы. Волосы липнут к влажной спине и выглядят ужасно, свисая грязными лохмами.
- Встречайся со мной.
Рокудо непроизвольно задерживает дыхание, презрительно вскидывая бровь. Женщина в чулках и на высоких каблуках раз и навсегда научила его, что люди не хотят быть вместе просто так.
Не бывает подросткового «встречайся со мной». Есть любопытное «хочу попробовать» и экспрессивное «отдай мне желаемое». Двойное дно, прикрытое трепетными встречами и обещаниями вечности.
- У тебя больное желание контроля. Ты понимаешь, что это серьезная психологическая проблема?
Хибари бесстрастно пожимает плечами, заводя руку Мукуро за спину, заламывает тонкую кисть, выпытывая положительный ответ.
- Кея-кун, масштабы твоего эгоцентризма не производят на меня должного впечатления, ты можешь попробовать поискать себе другого спутника всей своей жизни.
Мукуро давится своими предложениями будущего Кеи, когда Хибари ослабевает хватку и опускает его руку вниз, проталкивая тонкие пальцы внутрь. Он заходится в жалком стоне, когда самостоятельно растягивает себя по принуждению.
- Это значит «да», я правильно понимаю?

Кее достаточно вытребованного «Да», ему хватает даже короткого кивка, чтобы колотить в двери комнаты Рокудо следующим утром. А он никогда не вставал рано.
Возможно, это не так уж плохо. Во всяком случае, его подопечные ведут себя так, словно ничего не произошло. Они иногда застают Рокудо у бараков не в самом благопристойной виде, тогда он отрывается от хмыкающих губ, угрожающе раздавая команды к отбою.
Рокудо пытается вычислить тех ребят, которым Хибари «заткнул рты», чтобы применить соответствующие меры наказания. Когда он задает вопрос Кее, то получает набившее оскомину «Хн», а потом: «О чем ты говоришь?».
Мукуро предупреждает своего навязавшегося любовника о грядущих проблемах, когда им обоим будет далеко за двадцать. О неосторожных международных звонках в Японию, о слезах супруги и нотариально заверенном свидетельстве о лишении наследства. Кея считает, что может этого избежать, оставляя Рокудо свой номер в их последнюю Королевскую ночь, и истребует телефонный номер самого Мукуро. Чтобы постоянно держать его под контролем на протяжении многих лет, пока не придет час «далеко за двадцать».
Его мать, должно быть, была бы жутко довольна, узнай она, что у сына появился такой настойчивый воздыхатель. Рокудо так и слышит ее голос: «Какой приличный японский джентльмен!». И ей бы точно понравилось, что шорты исчезли из его гардероба как понятие.
Отчаянно целуясь с Хибари в ночь накануне отъезда, он жалуется на пыль, попавшую в глаза. Ветер поднимает песок, и он почти прогоняет Кею у ворот лагеря, прикрывая глаза ладонью.
Рокудо думает, что, возможно, когда-нибудь через много лет после его отъезда, воспользуется номером телефона, неосмотрительно написанным на помятом клочке бумаги. Через несколько лет. Или месяцев. Или часов. Позвонит Кее как старому другу, интересуясь вакансиями богов в лагерях, расположенных в предгорье Фудзиямы.